Если выйти тихой звёздной ночью на улицу и посмотреть в небо, можно увидеть много интересного.

Можно увидеть пару-другую созвездий, которые запомнил из школьного курса астрономии. При случае этим можно козырнуть перед знакомой барышней: «Смотри, это – Большая Медведица». А барышня, не будь дурой, прикинется дурой и захлопает ресницами: «Ах, правда? Не может быть! Откуда ты столько знаешь, какой ты умный…»

Можно увидеть пару-другую планет нашей звёздной системы. И поразмышлять над тем – есть там жизнь или нет? И есть ли жизнь вообще хоть где-нибудь во Вселенной. Или же мы одиноки и единственный нечеловеческий разум живёт в стиральных машинах и крадёт там носки, но на контакт с человечеством идти не хочет.

Можно увидеть пролетающий самолёт, мигающий разноцветными габаритными огнями. И счастливо подумать о том, что если бы он вёз бомбу, чтобы уронить её прямо тебе на голову, то вряд ли бы светился как рождественская ёлка.

Можно увидеть падающую звезду и загадать желание. А то и целый метеоритный дождь. И назагадывать столько желаний, чтобы обеспечить себя на всю жизнь. Правда, отчего-то, когда видишь падающую звезду, всегда забываешь чего же хотел при случае пожелать. А пока ищешь по карманам ежедневник, в котором, вроде, было записано – уже и всё. Упала звезда. Кому-то другому.

А ещё можно увидеть маленькие светящиеся точки, медленно ползущие по ночному небу. Знающие люди говорят, что это – спутники. Что они там летают себе, принимают-передают друг другу радиоволны, фотографируют гугльмапы, целятся друг в дружку ракетами и лазерами на всякий случай. В общем, занимаются разными полезными для себя делами.

А я думаю, что спутники – спутниками, но наверняка хоть одна из этих точек живая. Что где-то там в небе летает Супермен. Патрулирует.

Он оттуда с ночного неба смотрит сюда вниз. И видит своим рентгеновским взглядом, где какая творится несправедливость. Где трое бьют одного – Супермен спустится и всем накостыляет, чтобы жили дружно. Где котёнок плачет потерявшийся – Супермен даст ему молока, повяжет розовый бантик и отнесёт в поликлинику для опытов: там хотя бы тепло и сухо. Где злодейский злодей вынашивает злодейские планы – Супермен тут как тут и… Ой, нет, лучше злодейских планов не вынашивать.

А то вдруг заплачет где-то девушка в автомате. В зябком пальтеце, вся с ног до головы перемазанная губной помадой и слезами. Супермен поправляет завиток на лбу, вытягивает подальше кулак и пикирует к ней с небес, распугивая птиц и самолёты.

Весь в синем трико и красных плавках, в развевающемся плаще, он вытирает девушкины слёзы. Он подставляет плечо и жилетку. Он внимательно слушает и участливо смотрит в глаза. Он видит несправедливость, он обязан её исправить – не должны девушки плакать в автоматах. Никогда.

Супермен расправляет плечи, протягивает девушке крепкую ладонь и взлетает с нею вверх, к звёздам. Там ужасно холодно, но девушка счастлива – она никогда не видела звёзд так близко. И ей очень редко протягивают крепкую ладонь. Обычно протягиваются липкие ручонки.

Там у звёзд им на плечи доверчиво садятся пролетающие мимо голуби, гуси, аисты, утки и прочие мигрирующие птички. Не садится им на плечи только парящий невдалеке стервятник: он недоверчив - натура такая... неприятная.

Звучит лирическая песня «Only you» и девушка верит, что – да, только она, только для неё. Это ли не счастье? В развевающемся платье вдвоём с Суперменом среди звёзд. Кому ещё такое выпадало?

Сделав над планетой полный, по-гагарински,  оборот, Супермен относит девушку к ней домой. Оставшиеся редкие слезинки уже оттаяли и безвозвратно исчезли. И, может быть, он останется на чашку кофе?

Чашку кофе – пожалуй. Так одиноко в небе над планетой, так холодно там. Редко выпадают во время дежурства минуты, когда можно вот так, по-простому, насладиться уютом и домашним теплом рядом с искренне восхищённой тобою женщиной. Женское восхищение – лучшая награда за всё. Восхищение спасителем – лучшее средство от ночных слёз.

Может быть, ещё чашечку? Может быть, он останется до утра? В самом деле, куда ему спешить, когда спасённая уже переоделась в тонкий пеньюар и в считанные секунды – как, как они это умеют?! – поправила макияж и причёску.

Но нет, нет. Его зовёт долг. Ему нужно обратно в ночное небо. Сколько ещё девушек плачет в автоматах в эту самую минуту, сколько ещё слёз и губной помады ему предстоит оттереть до утра. И он делает шаг в окно, обернувшись на подоконнике, чтобы бросить последний взгляд: «Не забывай – есть ещё люди, которые борются с несправедливостью». В обрамлении развевающегося плаща и занавесок.

И вот он снова в ночном небе. Как обычно, он приснится девушке сегодня, когда она заснёт, прижимая к груди его автограф. Как обычно, завтра ей, наверное, приснится уже кто-то другой. Как обычно, главное – не оставлять телефона.

А вот плачет ещё одна. Если напрячь рентгеновское зрение, можно различить, что у этой и пальтецо не такое зябкое, и перемазана она тушью для ресниц, но, в общем, обычный случай. Оттереть с воротника помаду предыдущей, поправить завиток, вытянуть кулак – и вниз. Работать.

Ночь заканчивается, он летит домой. Он исполнил свой долг, он спас всех, кого успел за время своего дежурства по планете. Запылилось синее трико. На плаще появилась прореха – зацепило низколетящим спутником. Рабочую жилетку – хоть выжимай.

А дома его ждёт усталое: «Ну, и где ты опять шлялся всю ночь? Ты хоть помнишь, что у нас сегодня была годовщина? И кран на кухне уже неделю подтекает, сколько можно напоминать?».

Она не плакала в автоматах. У неё нет его автографа. А когда он поднимал её к звёздам, она не была особо счастлива, потому, что на плите молоко убегало и надо было ещё заштопать ему плащ.

Зато, шагнув через окно к ней в комнату, он протягивает замусоленный в кулаке букетик фиалок.